#москваотAlexT #историяотAlexTМосква. Биржа труда и Городская народная столовая на Хитровской площади. 1917 год.
Хитровка
В ярчайших подробностях описал Хитровскую площадь XIX века журналист Владимир Алексеевич Гиляровский, хорошо знавший Москву и не боявшийся исследовать ее неприглядные стороны. Хитровку населяли самые опустившиеся люди: «...площадь мельтешилась толпами оборванцев. Под вечер метались и галдели пьяные со своими «марухами». Не видя ничего перед собой, шатались нанюхавшиеся «марафету» кокаинисты обоих полов и всех возрастов. Среди них были рожденные и выращенные здесь же подростки-девочки и полуголые «огольцы» – их кавалеры».
Это были настоящие трущобы: нищие грязные ночлежки, зловонная уличная еда (например, жареная протухлая колбаса или завернутая рулетом коровья требуха с непромытой зеленью содержимого желудка), воры всех мастей («фортачи», «ширмачи», «поездошники», «портяночники»), мужики, в прямом смысле пропившие последнюю рубаху, потерявшие женский облик проститутки – такой, по Гиляровскому, была Хитровка. Что бы ни происходило, кто бы ни кричал «караул», полицейский не выходил из своей будки.
Вырваться из этой среды для большинства детей было невозможно – многие проводили на Хитровке всю свою жизнь, временно отлучаясь в тюрьму или ссылку. Единственной дорогой для многих девочек была проституция. Как пишет Гиляровский, «десятилетние пьяные проститутки были не редкость». Порядок в этом месте навела советская власть, которая в 1923 году в кратчайшие сроки очистила площадь от вековых притонов, трущоб и маргиналов.
«Дети в Хитровке были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал от холода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять».